
Глава Совета по правам человека при президенте РФ Валерий Фадеев в интервью РИА Новости поделился своим мнением о блокировке YouTube, рассказал о недостаточной реакции ООН и других правозащитных организаций на факты русофобии в мире, а также о том, что не ожидает позитивных шагов от украинской стороны по переговорам.
— СПЧ с начала спецоперации направляет международному сообществу информацию о нарушениях ВСУ. На днях вы сообщили, что вам ответил Ватикан. Есть ли ответная реакция других стран и международных организаций на эти обращения?
— Ответов, к сожалению, мало. Это несколько посольств, это Ватикан, что я считаю очень важным для нас, поскольку Святой престол имеет очень большое влияние в мире. Есть ответ от Фонда Аденауэра, сейчас немецкие фонды прекратили свою деятельность в России, но для нас важно, что, несмотря на очень жесткое отношение к гражданским институтам в Германии касательно военной операции на Украине, некоторые коллеги позволяют себе отзываться на нашу информацию.
Был звонок от представительства Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Я считаю, что эту работу надо продолжать, мы будем пробивать брешь в стене, препятствующей распространению правдивой информации о ситуации на Украине.
— Есть ли реакция ООН и других международных организаций на обращения по видео о пытках российских военнослужащих украинцами?
— Практически ничего нет, кроме слов. В частности, глава мониторинговой миссии ООН по правам человека в Украине Матильда Богнер заявила, что эти материалы вызывают серьезную обеспокоенность, но вслед за обеспокоенностью никаких реальных действий не последовало. Я это расцениваю как саботаж со стороны международных организаций, в том числе миссии ООН.
— Как вы считаете, достаточно ли реагируют ООН, ОБСЕ и другие международные организации на факты русофобии?
— Конечно, недостаточно. Мы привыкли к лакированному представлению о Западе, на самом деле на Западе очень глубоко запрятан расизм. «Бремя белого человека», как говорил в свое время Киплинг. Белый человек якобы имеет долг цивилизовывать другие, дикие народы.
Для Запада, к сожалению, и русские, и те, кто имеет отношение к русским, например, те, кто говорит на русском языке, в сущности тоже считаются дикими, и в критические моменты (а такой момент мы сейчас переживаем) этот глубоко спрятанный расизм всплывает.
И поскольку этот расизм свойственен не только обывателю, но и политикам, и тем, кто управляет странами, политическими, общественным институтам, этот расизм не подавляется, а поощряется. Это очень трагическая история — история отношения Запада с внешним миром, сейчас мы оказались в положении травимого народа.
— Какие меры могут быть предприняты со стороны России для защиты соотечественников от каких-либо видов дискриминации на фоне ситуации с Украиной?
— Очень мало возможностей. Конечно, делаются заявления: и по дипломатическим линиям, и мы в Совете направляем соответствующие документы, обращения, но этого мало, поскольку очень сложно изменить эту ксенофобскую, расистскую атмосферу.
Я почему говорю о расизме? Потому что отношение, о котором вы говорите, распространяется на всех русскоязычных, причем даже не имеет значения — поддерживает человек политику, проводимую российским руководством, или не поддерживает, поддерживает военную операцию на Украине или выступает против. Никто не желает разбираться в таких «тонкостях». Русский — значит враг.
— Как вы оцениваете процесс переговоров России и Украины? Достаточно ли создается условий для комфортного проведения переговоров, как со стороны России, так и со стороны Украины?
— Есть одно условие комфортного проведения переговоров — это победы русской армии. Все остальное — химера. И мы видим, как много раз украинская делегация и президент Украины меняли свою позицию, отказывались от того, что заявлялось ранее. Поэтому лично я, как наблюдатель, не жду каких-то позитивных шагов украинской стороны.
— Ранее вы отметили, что санкции — это новые возможности для российского бизнеса, в том числе для автомобилестроения и авиастроения. Как вы думаете, через какое время в нынешних условиях российские предприятия смогут обеспечить потребности во всех сферах, которые сейчас пострадали от санкций?
— Очень разные сроки. Если говорить об авиастроении, здесь потребуются годы, потому что самолет — это сложный продукт. Мы сегодня производим 10–20 самолетов в год, а надо производить в разы больше. Это сложная история. Наше советское авиастроение было одно из самых сильных в мире и, если говорить о рынке гражданской авиации, то Советский Союз занимал четверть рынка, а сейчас — 2%.
Если говорить о других областях, то там рост и импортозамещение может произойти очень быстро. Например, были перебои с белой бумагой, цены взлетели. Но дело не в бумаге, а в хлорке, которая отбеливает эту бумагу.
Создание небольшого производства — это называется малотоннажная химия — потребует месяцы, и я слежу за этим вопросом. Скоро хлорка появится, и бумага будет у нас в продаже не по такой высокой цене, как некоторое время назад.
Таких участков хозяйственной деятельности очень много, и здесь замещение может происходить на протяжении месяцев, года или двух. Во время кризиса 1998 года импортозамещение началось в течение нескольких месяцев. Всего несколько месяцев потребовалось бизнесу для того, чтобы сориентироваться в этих новых условиях! Здесь важна и деятельность государства: финансовая часть, кредиты должны быть дешевыми.
Это не моя зона ответственности, но финансовые аспекты очень важны и, если кредиты будут в 20–25%, ничего сделать нельзя. Конечно, нужна коррекция финансовой политики, в том числе касательно граждан в части ипотечного кредитования.
Под 20% ипотека слишком дорогая, и большинство семей не могут выдержать такой финансовой нагрузки. Значит, надо искать такие финансовые решения, которые делали бы кредиты и для бизнеса, и для граждан дешевле, и которые не приводили к инфляции. Такие решения, как показывает мировой опыт, есть.
— Вернемся к обращениям. Вы направляли письма главным редакторам американского телеканала ABC News и итальянской газеты La Stampa, выдавшим фотографии с места удара украинской «Точки-У» по Донецку за удары российских войск по Западной Украине и Киеву. Получили ли вы адекватный ответ, есть ли реакция и опровержение?
— Ни адекватного, ни неадекватного ответа я не получил. У нас в интеллектуальных кругах долго существовало представление о независимости и объективности западных СМИ. К сожалению, это не так. Мы видим, что нет ни независимости, ни объективности.
И сейчас, по крайней мере, в части, касающейся Украины, России, идет тотальная информационная кампания, тотальное искажение реальных процессов. Эта кампания, несомненно, находится под управлением тех западных сил, с которыми фактически мы боремся на Украине.
— Ряд западных стран заблокировали российские СМИ на своей территории, в ответ Россия заблокировала доступ к западным СМИ. Не ограничивает ли такое решение со стороны властей права граждан на информацию, ведь и та, и другая сторона получает только информацию с одной позицией?
— А что такое информация той стороны? Возьмем трагедию в Краматорске — ракетный удар по вокзалу, 57 погибших, сотни раненых. Все западные СМИ сообщают, что это российская ракета. Вначале сообщали, что это «Искандер», потом, что это «Точка-У».
Всем известно, что нет на вооружении российской армии ракеты «Точка-У», более того, на опубликованных снимках виден заводской номер этой ракеты. Это ракета «Точка-У», которая стоит на вооружении украинской армии, это факт.
Тем не менее, западные СМИ продолжают утверждать, что Россия убивала мирных жителей в Краматорске. И они знают, что это ложь, и главные редакторы знают, что это ложь, но они настаивают на этом.
И украинская сторона идет на то, чтобы убивать мирных жителей, своих же граждан, чтобы устроить эту информационную спецоперацию, которую поддерживают западные СМИ. Это людоедская спецоперация, и все главные редакторы западных СМИ понимают это и содействуют людоедской спецоперации. Мы эту позицию должны доводить до российских граждан? К свободе слова это не имеет никакого отношения.
Поэтому не считаю, что те меры по блокировке некоторых СМИ, которые принимаются в России, подавляют свободу слова. Это препятствование кровавой лжи, которая, как в случае с Краматорском, распространяется этими СМИ.
— А что делать западной аудитории, которая получает однобокую информацию от таких СМИ?
— Придется терпеливо разъяснять свою позицию и делать то, что делается. К счастью, на Западе — и в Германии, и во Франции — много людей, которые понимают, что происходит.
Я, еще будучи секретарем Общественной палаты РФ, встречался со многими в Германии, во Франции, в Италии. Этих понимающих людей много, но сегодня они боятся высказываться, потому что тотальное давление на общество, на политическую сферу приводит к тому, что любое высказывание, даже не прямо в пользу России, а которое может быть трактовано в пользу России, рискует привести к очень жестким решениям по этим людям — их просто вышвырнут с должностей и из политической сферы. Иногда говорят, что у нас наступление на права и свободы человека, но на деле такое наступление происходит сейчас в Европе, там очень жестко.
— Из-за политики по цензурированию российских СМИ YouTube может потерять возможность работать в России. Как вы думаете, нужно ли блокировать в ответ видеохостинг?
— Здесь у меня двоякое отношение: с одной стороны, YouTube, конечно, — инструмент по распространению фейков и ложной информации об операции на Украине.
С другой стороны, если заблокировать YouTube, тогда мы потеряем инструмент для распространения той информации, которую мы считаем нужной, правдивой информацией. И это непростая история.
Хочется YouTube заблокировать, но как тогда продвигать свое понимание, свою трактовку, свою правду? У меня здесь нет однозначного ответа.
— Ряд российских СМИ объявили о приостановке своей деятельности. Вы получали от них обращения? Есть ли в этих случаях какие-либо нарушения прав на свободу информации?
— Нет, обращений не было. Я знаю, что некоторые СМИ приостановили свою деятельность. Это Znak, «Новая газета». Сайт «Сноб» в значительной степени сузил свою деятельность и поток информации, потому что комментарии у участников сообщества могли бы привести к закрытию этого сайта.
Полагаю, что коллеги поступили разумно и на время проведения спецоперации несколько умерили пыл ее жестких противников. Это разумное поведение.
А что касается нарушения закона, то таких сигналов нам не поступало.
— Госдума планирует 18 мая в первом чтении рассмотреть законопроект о внесудебном прекращении деятельности СМИ. Авторы законопроекта предлагают наделить генпрокурора России и его заместителей полномочиями по признанию недействительной регистрации СМИ в случае распространения ими недостоверной информации. Будете ли отдельно изучать законопроект?
— Комиссия СПЧ по свободе информации и правам журналистов рассматривала этот законопроект и отнеслась к нему критически. Совет в целом не обсуждал этот вопрос, но профильная комиссия вынесла негативное заключение по этому законопроекту.
— А как вы считаете, не приведет ли законопроект к цензуре и не потеряем ли мы объективную журналистику?
— Честно говоря, я не вижу критических моментов, которые побуждали бы принять то решение, о котором мы говорим. Существующих инструментов для регулирования деятельности СМИ достаточно.
— Кажется, что сейчас все внимание обращено на темы вокруг спецоперации, при этом не нарушаются ли права граждан по другим вопросам? Достаточно ли уделяется внимания теме гражданских прав в России на фоне военных действий?
— Наша обычная работа продолжается. Мы подготовили серьезный перечень мер по поддержке НКО в условиях санкций и направили его в правительство РФ. Вице-премьер Татьяна Голикова поручила организовать проработку вопроса, правительство всегда доброжелательно относится к нашим предложениям.
По ипотечным кредитам есть история с банками, что они резко поднимают ставки по фактически ранее подготовленным сделкам. Много обсуждаем проблемы автомобилистов и пешеходов, электросамокатов. Сейчас тысячи самокатов снова выведены на улицу, а вопрос не решен. Аварий и даже погибших людей под колесами самокатов довольно много. Мы продолжаем вести эту тему.
Резко выросли цены на автомобили, а страховка ведь не растет в цене, починить авто бывает трудно на те деньги, которые выдает страховая компания.
Есть проблемы по первичной медико-санитарной помощи — пока не фундаментальные, но есть перебои с лекарствами из-за санкций. Мы внимательно за этим следим и взаимодействуем с Минздравом, там очень ответственно к этому относятся.
Из старых тем — археологический комплекс на Охтинском мысу в Петербурге, было поручение президента на этот счет, мы этим занимаемся. Ни один из вопросов, которые были в повестке СПЧ, не откладывается.
— Президент подписал указ, по которому кандидаты на выборах должны отчитываться о покупке криптовалюты. Что вы думаете об этой инициативе?
— Мое мнение совершенно однозначное, потому что криптовалюты являются активом, криптовалюту можно продать и получить за нее деньги, ее можно обменять на любые другие активы, поэтому я поддерживаю решение президента.
Я считаю, что криптовалюта ничем не отличается от денег, счетов в банках, жилья или автомобиля. Конечно, человек, который хочет делать политическую карьеру, должен сообщить о том, владеет ли он криптовалютой.
— В Москве уже отменили масочный режим, но до сих пор действует запрет на проведение массовых мероприятий. Как вы думаете, нужно ли уже отменить запрет?
— В правительственных учреждениях и администрации президента мы по-прежнему носим маски. Это неоднозначная история, мы находимся в состоянии переходного процесса. Если, даст Бог, эпидемия, наконец, закончится, и все будут уверены, что опасности нет, тогда, я думаю, что решение будет однозначным. А сегодня пока такая двойственность.
В Москве ограничения ослабили, но я недавно был в Петербурге, где люди по-прежнему ходят в масках, и ограничения по-прежнему действуют во многих городах. Еще раз скажу, что мы сейчас находимся в двойственном положении, и как только оно пройдет, надо будет настаивать на возвращении всех тех возможностей, которые были у граждан страны.
Читайте также: «Пока без танков»: вице-канцлер ФРГ призвал нарастить поставки оружия Киеву